Больной души синдром

Скорей не думать об одном…» — орала на всю песню в наушниках.

(Дакота «Одна» — прим. Автора)

Поняла, что рядом кто-то в наглую уселся, на подоконник. Повернула голову — Зайцев. Еле поборола желание сморщиться. Отвернулась, продолжила наслаждаться песней, будто и не заметила его.

— Что? — спросила я, когда он просто вынул наушник и заставил обратить на себя моё внимание.

— Привет.

— Пока, — недружелюбно ответила, и попыталась затолкать «банан» обратно в ухо, да поглубже, но Денис не дал мне этого сделать.

— Ну Сонь, не будь букой.

— Ты мне это говоришь? — изогнула я бровь. — У тебя совесть есть, Зайцев? Катись колбаской по малой Спасской.

— Хватит меня посылать, — нахмурился он. Он ещё смеет на меня обижаться? После всего? — Я хотел извиниться перед тобой. Я бы не прав с этими таблетками, и вообще…

— Да серьёзно, что ли? — со скептицизмом спросила я его. — Ну ОК. Ты прощён. Будь счастлив.

— Соня, ну я правда помириться хочу.

— Перехочешь. Неужели ты думал, что я когда-то забуду все те гадости, которые ты мне говорил?

Денис опустил голову. Ему явно стыдно, хоть что-то.

— Он бросил тебя, да?

В груди противно заныло. Ну почему ему вечно хочется меня ковырять?!

— Да, — ответила я. — Всё на этом? Доволен?

— С чего ты взяла, что я рад этому?

— А разве нет?

— Я просто хотел сказать, что вижу, какая ты ходишь грустная, и… Может, тебе помощь какая нужна? Обращайся.

Уставилась на него. Он не шутит? Тогда ему пора к психиатру, но я не уверена, что подобное лечится.

— Зайцев, ты мне лучше всего поможешь, если отвалишь!

Опять этот злой взгляд голубых глаз. Будто это я его обижала, будто это я к нему сейчас пристаю и делаю больно.

— Я думал, что…

— Что Камиль уехал, и мы снова с тобой подружимся? Не выйдет.

— Ну почему? Я много думал. Я готов простить тебе, что ты…с ним.

Мои брови снова сами собой полезли на лоб. Что? Он меня готов простить? А я просила его прощать меня?!

— Не он. Камиль. Его имя Камиль. И ты никогда не займешь его место. Никогда. Никто не займет. Да что ты вцепился в мои наушники? На, забери себе!

С раздражением сняла с себя наушники, которые мёртвой хваткой держал Денис, чтобы я снова не отгородидась от него музыкой, и швырнул в него. Соскочила с подоконника и ушла вдоль по коридору, чувствуя обиженный взгляд мне в спину.

Да что он так повернулся на мне? Я начинаю его бояться. Он готов закрыть глаза, что я выбрала не его, отдала свою невинность другому, а теперь пытается заменить Камиля. Да лучше бы он меня был не готов простить никогда!

Раздражает.

После тренировки заглянула к Ираиде Львовне. Я заходила к ней минимум раз в неделю, как и обещала Камилю. Мне все равно, что он может даже не знать об этом, но мне важно для самой себя знать, что я сдержала обещание перед ним. Тем более общаться с бывшим тренером мне приятно. В том числе, потому что она стала нитью, связывающей нас. Через неё я узнала хоть какие-то новости о Камиле. Не сказать, чтобы густо, но все же. Сама спрашивать не рискнула. Это был бы нездоровый интерес со стороны всего лишь ученицы.

— Смотри, здесь ему пять. Я сохранила его фотографии с фотоальбома родителей. Видишь, какой щекастый был, — смеялась Ираида, показывая карточки с изображением её сына. — А здесь пятнадцать уже. Ох, девчонки за ним умирали. Красавчик.

Я жадно впитывала в себя каждую фотографию. Я истосковалась по нему, и увидеть его хотя бы в таком формате, просто праздник для души. Особенно, те фотографии, где он уже взрослый, и ближе к своему возрасту сейчас. Как же я скучаю по этим глазам, пальцам, губам… Ласково провела рукой по фотографи, словно пытаясь ощутить от неё хоть какое-то тепло. Но она, конечно же, оставалась холодной и равнодушной с изображением на ней прекрасного, идеального для меня во всех смыслах, мужчины.

— Сонечка, — тронула меня за плечо мама Камиля, и я словно очнулась, убрав руки с карточки. — Ты что, девочка? Ты влюблена в моего сына?

Щеки вспыхнули, и это стало лучшим ответом для Ираиды. Смущённо опустила глаза. Она вздохнула и грустно посмотрела на меня.

— Тебе нужно о нем забыть, — неожиданно сказала тренер, выбивая меня из колеи. — Понимаешь, ещё до приезда сюда у него только начало все налаживаться с женой. Бывшей женой. Альбиночка поступила некрасиво, но у них же ребёнок. Они хотели попробовать снова ради сына. Не стоит тебе тревожить их семью. Такая болезненная любовь у него была, они многое прошли, пусть будут снова семьёй. Не мешай.

Я думала, что больнее уже быть не может. Боже, как же я заблуждадась… Мне не больно. Мне чертовски больно. Не смогла сдержать слез и опустила голову, чтобы не показывать их Ираиде. Но она все, конечно, и сама поняла. Обняла меня за плечи.

— Милая, ты хорошая девочка. Ты достойна лучшего в мире мужчины. Но это не твоя война.

Глава 20

Я пообещала Ираиде, что сама не стану предпринимать попыток сблизиться с Камилем. Тем более, что у меня всё равно нет на это никаких возможностей — ведь он и сам не горит желанием общаться со мной.

Поняла, что теперь стану захаживать реже к бывшему тренеру, несмотря на свое обещание. Потому что мне просто больно. Все вокруг напоминает о нем, ещё и Ираида Львовна частенько о нем упоминает. За один месяц этот мужчина удивительным образом пробрался во все сферы моей жизни. Что бы я не хотела сделать, везде он. Даже в квартире Замореновой мне не спрятаться — ведь каждый раз, подходя к подьезду пятиэтажной стандартной постройки, вспоминаю, как он приезжал сюда за мной перед соревнованиями. Тогда я ещё не знала, что скоро моя жизнь рассыпается словно карточный домик. Тогда я ещё не знала, что меня предаст то, кого я полюблю, так полюблю.

Я не стала отвечать на вопросы Насти о том, что со мной, просто прошла мимо неё в ванную, едва скинув коридоре куртку и обувь. Сняла и остальные вещи. Включила такую горячую воду, что из душевой кабины шёл пар, и вошла под струи. Вода лилась мне прямо на голову, смывая с лица тушь для ресниц и слезы. Руками пришлось держаться за стены, потому что от рыданий, сотрясающих все тело, я просто не могла устоять на ногах. Лёгкие разрезали рваные вдохи. Постепенно рыдания перестали бить меня, и всхлипы стихли.

Стояла, опершись ладонями о горячий и мокрый кафель, и закрыв глаза, тяжело дышала.

Как он мог так меня предать? Так использовать? Он видел все мои чувства как на ладони. Воспользоваться ими было подло… Он ведь знал, что я была невинной. Если он решил наладить отношения с женой, которая его так безбожно бросила в тяжёлый период жизни, то и занимался бы сексом с ней.

Да, я сама хотела, сама просила, сама пришла.

Дура.

Но он куда смотрел? О чем думал? Почему меня не остановил?

Ведь на тот момент он уже все решил, что останется с ней.

А собственно, какого черта?! Я сама хотела обмануться, лишь бы узнать вкус его ласки. Узнала. А Камиль не железный, внешне я ему нравилась, и сразу это поняла и ощутила, несмотря на его показной холод и попытки пресечь общение. Я предложила, а он взял. Потому что тоже этого хотел. Но меня ведь сразу предупредил, что это только секс и ничего больше. Даже если для меня этот секс был первым.

«Мораль изорвана, но было здорово.

Только теперь моё сердце забинтовано…»

(А. Седакова «Моё сердце в бинтах» — прим. Автора)

Вдруг разобрала такая злость на саму себя, что я, как последняя идиотка на что-то надеялась, и пыталась найти в нем принца, хотя мне изначально показали моё место. Схватила мочалку, и налив чуть ли не пол тюбика геля для душа, стала с отстервенением тереть кожу, пока не стало больно.

Пусть лучше боль, чем эти воспоминания о его нежности и поцелуях на моем теле…

Депрессия не отпустила меня и на спустя несколько дней. Заморенова решила меня «проверить» вылазкой в новомодный бар. Мне даже захотелось выпить.